Наша патронажная служба – это пять помощников по уходу и один фельдшер. Мы сможем взять под опеку двенадцать человек.

Наш дорогой друг, директор КЦСОНа, с которым собственно сотрудничаем, сказала, что в районе «таких — еще под сотню». То есть еще примерно человек 70 не ест каждый день, не моется или очень редко, и ,конечно, не выходит на улицу уже много-много лет. В каждом районе. В каждой области…

Местный КЦСОН делает все, что положено. И даже больше, потому что люди там работают замечательные. И стариков своих обихаживают как могут. Социальные работники приходят, как положено, два раза в неделю. Покупают продукты, оплачивают счета, ходят с рецептами в аптеку, помогают в приготовлении пищи (по правилам, это не означает приготовить суп, скажем, это значит почистить и порезать овощи для него).

Остальное пожилой человек должен делать сам. А если не может?

Мы попросили разрешение на съемки, потому что это важно видеть. Мне кажется, это нужно бы увидеть всем.

Сначала мы приехали к Валентине Петровне. Она потеряла дочь, перенесла инсульт, одна рука у нее отнялась. Но очень мужественно держится, уже сама ходит с тросточкой по квартире. С трудом, но старается. Ест сама, вообще все делает одной работающей рукой. Но вот донести тарелку до стола она не может, разливает. И с мытьем беда совсем.

Потом поехали к замечательной Валентине Николаевне. У нее в августе умер муж — и она осталась одна и тут же погрузилась в полную тоску и апатию. Пока мы у нее были, она все повторяла, что никогда не думала, что одиночество так мучительно, и что от одиночества может быть так больно. Плакала почти все время, просила заходить почаще, за руки хватала. Вот просто физически человек нуждается в общении и внимании.

Потеря супруга в пожилом возрасте – это, по некоторым принятым системам оценки, самый высокий стресс из всех возможных. В этой ситуации человек экстренно нуждается в помощи и внимании.
При этом Валентина Николаевна тоже ходит потихоньку сама и со многими домашними делами справляется.

Потом были у семьи — мама с дочкой. Светлая квартира, очень славная мама — Галина Алексеевна и дочка — Лена. Дочке 40, она успела поработать в поликлинике, но с 20 лет у нее прогрессирует тяжелое заболевание. Раньше немного могла сама стоять и передвигаться с ходунками.

А с лета перестала ходить. Почему резко ухудшилась — очень понятно. Галина Алексеевна внезапно заболела и попала в больницу в Тверь, на серьезную операцию, на 10 дней. А Лена одна не смогла бы остаться — и ее чудом соцзащита смогла определить на время маминой операции в больницу в Вышнем Волочке.

Лена в слезах рассказывала, как ее туда привезли, пересадили на кровать — и 10 дней не подходили. Лена просилась помочь ей пересесть на коляску, чтобы хоть в коридор выехать — но ей ответили, что она грузная и никто там с ней кувыркаться не собирается. Она плакала одна в палате все то время, что маму оперировали и лечили. Через 10 дней их вернули домой. Но Лена от переживания обезножила.

Теперь мама после тяжелой операции, весит она сама сейчас 35 кг, ухаживает за дочкой. Лена красивая, умная, веселая, талантливая и очень застенчивая молодая женщина. Стихи пишет. Договорились, что привезем ей ноут, чтобы она печатать их смогла. А еще у них, как оказалось, нет стиральной машины. Мама стирает в тазу.

У них в квартире у самой двери стоят большущие железные баки. Баки эти — отдельная история. Мама работала на каком-то заводе, и 20 лет назад им постоянно давали зарплату рисом и овсом, кажется. И у них скопились два чана по 50 кг. Денег у них всегда не хватает, поэтому в какой-то момент Галина Алексеевна нашла по объявлению покупателя на крупу, птиц кормить. И вытащила одна эти два чана к двери. А покупатель не пришел… так эти баки там и стоят уже много лет.

Денег и так совсем в обрез, а еще надо платить утром одному соседу за то, чтобы он Лену пересадил с кровати на коляску. Каждый день. По 300 рублей. И другому соседу еще за вечернюю пересадку.

Расскажу еще о Лидии Николаевне. Ей сильно за 80, одинокая. Племянница у нее есть. Но ей самой за 70.

У Лидии Николаевны после саркомы ампутирована нога. В своем мире, но все понимает, за все благодарит. Начинает буйствовать, только когда ее начинают в дом престарелых агитировать и переселять. Кричать начинает. Никуда из дома не согласится ехать, ни за что.

Запах в доме такой, что слезятся глаза. Еда холодная (соцработник, когда приходит, варит сразу гору сосисок, чтобы на несколько дней хватило, их можно потом холодными есть). Коляска раздолбанная. Сама, как может, переползает с дивана на коляску и обратно, приноровилась. Не моется вообще, конечно. Негде и некому помочь.

Наши фондовские специалисты, конечно, для всех обсудили степень сохранности/нуждаемости, всем составляются индивидуальные программы, помощникам по уходу — графики. Докупим кому кровать, кому стиральную машину.
Наших помощников по уходу и сотрудников КЦСОНа уже начали обучать. И не только самому очевидному — уходу. Но и тому, что пока не очевидно. Что если не горит лампочка в коридоре, ее надо вкрутить, потому что пожилому человеку особенно трудно ориентироваться при плохом освещении. Что если в квартире нет поручней, то их надо сделать.
Почему важно вешать над кроватью портреты молодости и почетные грамоты даже у тех, кто уже не в себе. Почему важно видеть в этих людях не жалких стариков, а людей — с огромной и достойной жизнью. Почему музыка умирает последней и пр. И почему люди хотят оставаться у себя дома, а не ехать в дом престарелых. Даже когда дома тяжело.

Нам сейчас каждый день приходится всем объяснять, почему важно налаживать в стране нормальную систему долговременного ухода. Вот поэтому. Потому что таких разных, нуждающихся в разной помощи людей, в стране огромное количество. И силами фонда с этим не справиться.

Системно эту задачу будем учиться решать в федеральном пилотном проекте по долговременному уходу. А в пока будем расчитывать на свои силы и вашу поддержку.

Еще одну патронажную службу будем открывать в Твери, когда дособираем на нее денег. Каждый рубль имеет значение, чтобы бабушки и дедушки смогли продолжить жить дома.