Родился я в Тагиле в 1958 году. Но родился я неполноценный, больной. Жил с родителями, сейчас они уже умерли, а я, по несчастью, как инвалид, попал сюда.
Родители у меня пили, меня били. Когда моя мама умерла, а у братьев свои семьи появились, свои проблемы были, так я с отцом жил. Он сошелся с другой, и стали они меня гнобить и унижать. Что мне оставалось делать? Соседка хорошая жила рядом, устроила меня в этот пансионат. Я живу здесь уже 30 лет.

Братья ко мне не приходят, они меня тоже гнобят. Я к ним домой не прошусь: у них свои дела, я в них тоже не нуждаюсь. Один брат раньше часто ездил, но тоже стал редко приезжать. Они живут недалеко с женой-супругой, и раньше меня домой брали, сейчас перестали брать. У них тоже тяжелое положение, сыновья взрослые уже. Один учится в Свердловске, другой — где-то здесь, в Тагиле. Больше ко мне никто не приезжает. Бывало, и отец приходил ко мне пьяный. Его сначала пускали, потом перестали пускать. Племянники тоже стали выпивать, их тоже не стали пускать.

На Новый год к кому-нибудь в пансионате в гости приходим, чай попьем. У меня здесь друзья есть, они ко мне в гости приходят, и я к ним в гости хожу. Кормят нас отлично.

Я в этом отделении староста. Есть староста у каждого отделения, и у нас совет каждый вторник, собираемся в читальном зале библиотеки. Свои проблемы решаем: кому что надо, кто как ведет себя. Что за день сделали, что ночью сотворили. Чудеса всякие бывают у нас, это не рассказать, как тяжело. И пьянки бывают: молодежь покупает за территорией, или там за территорией пансионата выпьют, придут сюда. Но это наказывается рублем. Штрафуют, приезжают участковые сюда. А если не наказывать, тут бардак разведется. Не пансионат будет, а притон.

Директор Николай Николаевич — молодец, очень общительный человек и добрый. За больного человека он горой стоит. За пьяницу — не будет стоять. Он, наоборот, накажет его.

Я помню, как я сюда поступил, какого числа. 15 октября 1989 года в час дня меня привезла соседка на машине. Хороших новостей мало у нас, но есть. Я здесь живу спокойно, меня все уважают. Чего больше-то?