Потом я работала дома в сельпо. Но это не моя работа: я не усидчивая. Мне надо для кого-то работать, стараться, бегать, а там все буквы, надо сидеть, внимательно все делать, мне не нравилось. Я там два года проработала и ушла, уехала со своими подругами сюда, в Тагил, работала на стройке разнорабочей.

Но вообще-то мне очень нравилось в больнице. Даже когда в детстве шли фильмы про медиков — я раза по три, по четыре смотрела. Когда в десятом классе нас спрашивали, какую профессию кто выберет, я говорила: «Я буду медиком». Но не получилось: пыталась поступить, но подумала: «Ой, не сдать!» Сбегала, забрала документы. Ладно.

В Тагиле, здесь уже, работала поваром. Смотрю, объявление: «В четвертой городской больнице идет набор на медсестер. Обучение на месте». Думаю, я пойду санитаркой туда и буду учиться. Проработала два года, курсы закрыли. Видите, не получается как-то. Охота была, да и все.

Зато я всю жизнь проработала в больнице. Когда сюда в интернат поступила в 2003 году, меня сразу взяли в тяжелое отделение – я, получается, и жила тут, и работала. Я кормила тяжелых больных, два года за ними ухаживала. Мне очень нравилось.

Потом нас перевели, я перешла на «вахту», вахтером то есть. А потом всех нас, кто живет тут, с рабочих мест убрали, а взяли «с воли», так это называется. Теперь дома сижу. Не сижу, конечно, бегаю. 14 лет — все староста в отделениях. И года два, наверное, председатель Совета проживающих. Мне это нравится. Я ко всем отношусь прекрасно.

Я приехала сюда по собственному желанию, потому что сильно заболела, получила сильный стресс. У меня было трое детей, они у меня все померли. Дочь — в Казахстане умерла, ей было тогда 24 года. Сын пришел с армии с рассеянным склерозом. Я семь лет с ним была. Он помер — 27 лет ему было. И в 32 года последний, третий сын помер. Тоже был в армии и там, по-моему, облучился: он на Горьковской атомной станции служил в Горьком [ныне Нижний Новгород]. Последние 11 лет у него у него ноги были красные по колено, как в кирзовых сапогах, а сначала под коленом с пятикопеечную монетку краснота какая-то появилась.

Я осталась одна. Муж тоже в 59 лет — помер. Все это я пережила, но у меня такой стресс случился, мне стало плохо. Я лежала одна в своей двухкомнатной квартире, а у нас восьмиквартирный дом был. И никто не зашел. Думаю: всегда как-то общаемся, то кому-то надо с ребеночком посидеть, то денежек дам в долг, то утром любила стряпать. Сейчас все время что-нибудь готовлю. Всех обегу, всех попроведаю. Слегла — никто не пришел. Хотя на первом этаже, первая квартира. Я полежала сутки одна голодная. Октябрь месяц, холодно уже. Я встать не могу — больно. И подумала: «Мне ждать некого. Я одна, ни сестер, ни братовей нет. И детей нет. Пойду-ка я, говорю, в Дом Старчества».

Позвала я знакомую, она меня под ручку сводила, я все анализы прошла. Пока я путевку ждала — полгода, наверное — у меня, знаете, все отошло, совершенно я стала здоровая. Мне говорили: что ты поедешь? Что ты там будешь делать? А одна секретарь говорит: «Валентина Ивановна, езжайте! Вы себе путевку достали сами. Крыша над головой есть, кровать есть, питание есть. Кто его знает, как потом судьба сложится».

Я приехала сюда и сразу, с завтра, стала работать.

Конечно, я много пережила в жизни. Главное то, что дети-то взрослые поумирали. С маленькими я все работала, в садик отведу, в школу, а сама на работу, везде копошилась. И тут бах! Не успеваю хоронить. Через полгода, через год — опять! Через два года — опять! Внучка и внук остались от последнего сына. Уже и правнуки есть. Один в первый класс ходит, правнучек, Артём. А еще маленькая девочка, ей четыре годика. Мы общаемся, я помогаю им, сколько могу: я к ним езжу, они ко мне ездят.

Здесь мне нравится. И отношения хорошие, и чистота у нас, и отзывчивые все. Живем здесь вдвоем, уже здесь познакомились, у него тоже своя судьба. Помогаем друг другу. Где-то словами, где-то делом. Где-то надо лекарство не забыть выпить.

Мне на будущий год будет уже 80 лет! Как быстро время идет! Когда-то ведь бегала, дома семья, суетня. И махом куда-то все ушло. И сделать-то еще мало сделано. Хочется чего-то большего, да и здоровье ничего. Только ноги подводят — так года.

Здесь Новый год отмечаем каждый сам по себе. У нас и концерты бывают часто, приезжают к нам волонтеры. И вообще, весело. По комнатам празднуем, сами собой. Кто-то, может, из знакомых придет. А сейчас, видите, все у телевизора. Фильмы у нас показывают по пятницам всегда в 11 часов, ходим — кино смотрим.

Совет проживающих, 14 человек, у нас по вторникам бывает. Беседуем на разные темы. Про международное положение. Все хорошо у нас. И приходят к нам медики, рассказывают про болячки наши, кто чем заинтересуется. Кому про суставы надо знать, у кого что. Записываем.

Здесь у меня много мужчин в отделении. Двадцать шесть человек, все почти мужчины, и ничего, все хоть маленько, но слушаются. Ко всем отношусь нормально, и ко мне так же. Надо чем-то заниматься — дак вяжу. Коврики у меня — это я вязала в ноги, носочки вяжу. Да и просят. То носки, то подследники, то вот эти коврики всем. Это из пакетов коврики: когда ручка у пакета отпала, донышко прорвалось — мне дают, я из них вяжу.

В детстве я Новый год любила, всегда снаряжалась. Я ростом маленькая, а снаряжалась мужиком, брала гармошку. У меня муж играл, а я только частушки научилась играть. Гармошку на плечи, подушку под одежду засуну, большие валенки надену. В деревне, конечно, все всех знают… Тогда еще была у меня мама, жив отец был — дома. А в школьные годы обычно все сообща праздновали, в клубе.

Костюмы готовили, из драмтеатра приносили. У меня много фотографий, как я выступала. Ежик была… Потом много здесь в интернате выступала. Пела сначала, у нас кружки были, занимались с нами. Много было хороших постановок. А сейчас ни руководителя, ни баяниста доброго нету. Все как-то затихает, или уж мы старые стали, хотя вроде бы и хочется как-то взбодрить себя.

Я с четвертого класса, между прочим, все время выступала на сцене. Физкультурные номера были. Но я больше как конферансье была. Сцену раздвигала, маленька-косолапенька, но орала на весь клуб. Приходил из драмтеатра, как они там называются, не артисты, а кто речь ставит, репетировал со мной, как правильно читать.

Я не унывала, была зажигалой всегда. А что в 59 лет так получилось с интернатом — ну и ничего, живем нормальненько.