Несмотря на то, что поездка была творческая, т.е. подарки и концерт не были запланированы, и то, и другое было:) Бабушки и дедушки угощали нас фруктами, конфетами и даже вареньем (к чаю принесла Людмила Николаевна).
Но главное, нам подготовили небольшой концерт, в котором активные проживающие спели несколько песен хором. Руководит хором Лариса Николаевна, культорг Жигулевского пансионата.
И еще выступил с сольными номерами новенький проживающий Женя. Женя — молодой дядечка-инвалид (ампутирована нога), выпускник детдома с трудной судьбой. О нем мы расскажем позже подробнее, т.к. требуется помощь в сборе одежды для двух его дочек (4 и 6 лет).
После концерта все разошлись по своим делам. Бригада парикмахеров и визажистов пошла наводить красоту проживающим. Вокруг них тут же образовалась приличная очередь.
А остальные волонтеры под предводительством лектора Ирины Борисовой пошли в библиотечную комнату, где собрались деды и тетя Лидочка. Потом к нам присоединилась еще одна новенькая бабушка Евдокия Николаевна. Остальные бабушки, как и в прошлый раз, лекторию предпочли салон красоты. Лекция в этот раз была про Дымковскую игрушку и Матрешку. Ирина своим сказочным голосом рассказывала историю создания этих игрушек, читала стихи, загадывала загадки. После лекции приступили к рисованию. Я взяла для рисования в этот раз и карандаши, и краски, и это оказалось правильным решением. Кому-то проще рисовать карандашами, а вот, например, деду Славе Антохину (тяжелые последствия инсульта) удалось очень аккуратно выполнить работу красками — порадовались и впечатлились и мы, и культорг Лариса Николаевна, и сам художник!
В поездке участвовал новый волонтер Ева в качестве фотографа. И как обычно, я попросила ее описать свои впечатления от поездки. Читаем Евино сочинение:
» Сейчас я уже затрудняюсь точно сказать, как именно сюда попала. Наверное, это было нужно, чтобы что-то понять, переосмыслить.
Почему люди вовлекаются в волонтерское движение, начинают бескорыстно помогать другим, что им это дает?
Пока что своего личного, искреннего ответа нет, наверное, чтобы обрести таковой, нужно съездить не один раз, а три, семь… сколько-то.
Конечно же, можно подтвердить все прописные истины, спеть пару панегириков, и вообще, сдать официальный отчет по форме: здесь живут пожилые люди, они держатся, им помогают, все молодцы, несмотря на трудности. Но вот не хочется так делать, тем более, что увиденное своими глазами на прописную истину совсем не похоже. Все это очень живое, настоящее, такое, что никогда не поместится на вощеную грамоту с ленточками.
У меня есть любимая книга «Дом в котором…», рассказывается в ней об интернате для детей-калек или тех, кто оказался никому не нужен. И о персонале, который с ними работает, но чуть меньше, чем о жильцах. В книге есть место и фантазиям этих детей, и тому, как они воспринимают происходящее с ними, как живут бок о бок. По сути они сами и есть этот Дом, все вместе.
Меньше всего ожидала я увидеть в пансионате для пожилых людей то же самое. Фэнтези, дети, их реальная жизнь и изнанка этой жизни, сны – а тут реальное, чистое и умытое здание, обычные люди, но как же похоже! По ощущениям — похоже.
Конечно же, в реальном пансионате нет разрисованных стен, и пенсионеры не курят тайком в туалете, и будущее у них совсем иное. Но вот единство – то же самое, как у тех детей, даже если ссорятся и спорят – все равно едины, и каждый несет в себе столько всего разного, только вот не фантазии это, а верно, воспоминания.
Еще я увидела ПРОЦЕСС. Волонтерам рады с порога, живущим тут — они абсолютно родные, вокруг них толпятся, им улыбаются, радуются и вниманию, и подаркам в виде стрижек-красок-занятий. Как и все для людей личное, очень неловко фотографировать, тем более, как-то пытаться обойти говорящих, обнимающихся или помогающих пенсионерам людей, чтобы сделать кадр. Хочется быть невидимкой, не мешаться, не нарушать. Можно ли взять и сфотографировать ДОВЕРИЕ? Нужно ли?
Накануне, сидя дома и собирая в кучу технику, мысли и обувь, глянула отчет куратора о жильцах: «люди, которых жизнь побила, но несломленные». «Несломленность» этих людей выглядит как чувство собственного достоинства, как самоуважение, несмотря ни на что. Они все еще горды собой, и это здорово, и не приведи случай нечаянно эту гордость задеть, им будет больно, а сделавшему так — стыдно. Нельзя даже нечаянно разрушать то немногое, что у них есть. Если ребенок от такого быстро или медленно оправится, перерастет, то пожилой человек…
У меня нет ни единого вопроса, зачем в сем возрасте нужно красить губы, красиво и опрятно одеваться, рисовать, петь, читать стихи. Это необходимость, чтобы жизнь оставалась жизнью, даже там.»