Я, наверное, 1919 года. Родилась в Славяновке, около Кадома. Кадом туды, а мы туды. 20 км от Кадома. Кадом наш район.

Были у меня четыре сестры, все померли. Мать, отец померли. Кем они работали? Да никем, в колхозе. Своим хозяйством жили, огород, скотину.

Брата убили. Один брат помер. И никого у меня сейчас нет, я одна.
Читать я могу маленько, и писать могу. Это я могу. Да где учились! Так, была какая-то вечерняя школа. Там одна ходила к нам учительница.

Жили мы в деревне, а потом война-то началась… Мы жили с мужем. Мы молодые сошлись. По 16 лет нам было. Муж хороший был, познакомились в деревне, считай рядом. Его в армию взяли, потом война началась, когда он уж два года отбыл; там пишут домой, а война началась — его убили. Когда он в армию ушел, я осталась в положении. Война, я ему пишу: народилась девочка, ну я ее не доносила, потому что тяжело больно работала, одна. Я ему говорю, померла, а он пишет: ну, приеду — еще купим.

Теперь чего же. Напали немцы. Я одна, никого нету, угнали меня на Урал.
Не скажу, что я войну видала, я войну не видала, в тылу была. Деревня Березники, магниевый завод.  Там мы работали, я подсобной вроде как была.  И коров держала, и парники были, все. Сперва нас привезли, правда, в землянку. Холодно как, ой! А потом, старик со старухой жили одни, а у них две пятистенные избы. И нас поселили в одну, из одной деревни нас 10 человек там жили.

Мы не голодали, а другие голодали. Они в лесу работали. Они в лес-то хоп, а мы ведь около жилья, что-нибудь да съешь. Начальник хороший какой был, нам на зиму даст чего-нибудь поесть-то. И зимой работали все. Не буду я хвалиться, что я фронт видала, ну — слыхала…
Немцев не видала, нет, зря не буду говорить.

Вот после войны-то… Я домой приехала… Начальник нас, еще когда война была, дай Бог ему здоровья, отпустил. Говорит: ну, девочки, уже четыре года вы работаете, давайте я вас в отпуск отпущу.  Он нас отпустил и говорит, приезжайте, я вам новые комнаты дам. Ну и чего же, мы поехали. Побыла я дома сколько… Ну месяца не побыла, война кончилась. Куда поедешь? Я в колхоз пришла и вот в колхозе и работала опять.

В колхоз надо идти работать, а то огород не дадут. Вот мне колхозную пенсию и бухнули, я не понимала тогда, чего надо делать. Думаю: ой, назначили и гоже сколько. Мало пенсию получаю теперь.

Одна жила, замуж больше не выходила, нееет. Даже на них и не смотрела. Любила мужа. И вообще, какая-то жизнь-то была тяжелая. Я сама все делала. И пахала сама, и все делала.

А теперь вздумали все уехать из деревни. Домов 60 у нас в деревне было, и все уехали. Дома побросали или продали. Кто к своим уехал, кто куда. А я вот осталась одна. Магазин тогда еще был — от нас 1 км, наверное.
Одну ночь ночевала, кошка поскрябалась, а я как человеку говорю: ты не скрябай, а кричи «Мяу».

Как-то я не закрыла дверь, еще рано, и гляжу — идет с сумкой какой-то здоровый цыган.  «Можно?» Я говорю, не знаю, можно или не можно. А я думала, говорю, дед (нарочно, у меня ж нет его).  «А у тебя разве дед есть?» Я говорю, есть дед, болеет, психованный.  Он сумку хоп на плечо и ушел. Я думаю: Господи, как меня Бог догадал! На крючок закрылась.
Тяжело было, тяжело. Некому помочь мне. Бывало, чужие помогут, а ведь нет никого, все разъехались, пустые дома. Вечером поглядишь, ночью, ни у кого огонька нету.  Страшно. Но я недолго, месяца два, наверное, жила так.

А потом наш председатель… Четверо приехали, поглядели у меня все, и говорят: тебя надо отправить в дом престарелых. Я не хотела, а они говорят: чего ж ты будешь одна делать-то? Он меня и привез, сам председатель.

Дают нам все-таки, всё дают, и хорошо дают. А мало – дают деньги, купи, правда?
И обижаться нечего.  Ноги вот только болят, в коленках, а так маленько пошевелился, чего нам еще надо?
Я поехала в Шилово, на просвет, я говорю: «Простите меня, я вас хочу спросить, что у меня за болезнь?» Она и говорит: «Сердечко барахлит».

Я сейчас как глупая, ничего не помню… Вот все плачу, плачу. Ничего нету, все у меня забрали… В баню пойду теперь, мне дадут что, я надену, а энту скину. Вот как живу. Тяжело. А тогда были и всякие платья, и все на свете. Бывало, вырядишься — ой!  Каждый день сменяешь.

И работала я, даже старушкам помогала: какая придет ко мне — пойду ей все сделаю. А теперь вот самой делают. Помогают, спасибо, дай Бог здоровья. Вот постирали и все принесли. И я в бане помылась, привезли меня на тележке, так я не хожу.  А одна пришла, вот постригла меня.  Спасибо, дай Бог добрым людям здоровья.

Ничего у меня в жизни не было. Какая интересная жизнь? Только плачешь да переживаешь.