Деревня наша до войны была в 90 домов. И речка Горя текла. По этот бок реки немцы стояли, по другой — наши. Нас эвакуировали под Вязьму. Сестра Анна ушла в партизаны, они втроем с девчатами из нашей деревни в лес подались. Пошли из нашего Темкинского района в Сафоновский, деревня Кудиярово. Одна женщина пекла хлеб, картошку собирала и партизанам отдавала. А потом она их предала немцам и всех партизан повесили. Их вешали, а они кричали: «Победа наша!». Русские вскоре подоспели и всех бы они спасли, да немцы их штыками попороли. А женщину-предательницу наш офицер застрелил.

После войны тоже плохо жили. Наши пустили «Катюшу», чтобы немцев выбить, и первые дома сгорели. И наш сгорел. Нам дали домик в другой деревне. Жили по-черному, без трубы. Когда топили, открывали двери. Плохо жили. У кого отцы вернулись — те хорошо жили, а мы жили плохо. Кушать нечего было. Побирались с сумой. А потом случайно нашли под своим домом рюкзак денег. Стали из-под дома лемех тянуть — рюкзак оттуда и выпал. Ну, мы зажили тогда получше.

Потом я замуж вышла. Мы с мужем познакомились в 1949 году. Я с девчонками зерно в церкву возила. Церква разобрана была, склад сделали, и там зерно. Мы возили, а он с ребятами там разгружал. Так и познакомились. Я ему понравилась, а он мне, и я попросилась, чтобы бригадирка нас с подругой все время туда назначала. Как ни приедем, всегда нас кормит: хлеба нарежет, сыра, чугун молока поставит. Наедимся вдоволь! Потом сговорились и справили свадебку. Жить поехали к нему.

Детей мы не хотели, да разок ошиблись, и родился у нас сыночек Ленюшка. Вырастили его, все хорошо было. Потом сынок наш женился на женщине, она из Чернобыля была. Родили двух сыновей — Сереженьку и Сашеньку. А потом в Чернобыле взрыв был, нельзя туда было ездить, да невестка никого не слушала. Два года ездили они с ребятками туда. А на третий год Ленюшка мой заболел, в больницу забрали в Смоленск, сделали операцию, но не помогло — умер. Ему 43 года было. А Сереженьку вскоре стали в армию забирать и на медкомиссии обнаружили опухоль. Отправили в Москву на операцию, но он тоже умер. Сказали, опухоль была огромного размера и черная, как деготь. А младшенького Сашеньку не взяли потом в армию. Сказали, что облученных не берут. Мальчик такой хороший — не курит, не пьет, в Ярцеве на заводе работает.

Муж у меня был хороший. Он в колхозе работал: возил доярок. Мы богато с ним жили, и корова была, и овцы. Не пил, не курил, своей корове сено до ночи косил. А раз до пяти часов сено нашей корове косил, а потом поехал на дойку. И ему показалось, что масла в тракторе нет, полез заливать, а трактор не выключил. Костюм был расстегнут, и его закрутило. А рядом одни бабы — никто не знает, как выключить трактор. Привезли его в больницу, полежал немного и помер. 57 лет вместе прожили. 6 лет уже прошло, как его нет.

Сестры мои тоже поумирали. Валюшка померла малярией, Тасенька тифом. Нинушка в Москве два года работала — сопровождала поезда: у нее что-то с сердцем стало, и она тоже померла. А я слепая, мне помочь некому, и меня сюда [в дом престарелых в Вязьме Смоленской области] отправили. Сестра Мария в Темкине живет.
А брат мой со своей женой живет в Дубне. Он, когда я поступила сюда, написал, что приедет за мной. Но меня тут отговорили к ним ехать: брат братом, а женке вдруг не понравится, что слепую привезли. И я не поехала. А сейчас даже с сентября письма не шлет, и я не шлю. Вот как судьба сложилась, детки.