Мне 7-8 лет было в войну. Маму и папу я почти не помню. Мама умерла в 1943, на Благовещенье, на праздник, в Белоруссии. Я помню только, как мы плакали и кричали, когда опускали в гроб.
Братья и отец были на войне. 16-летний брат и отец ездили к партизанам через Боголюбово. Там самые партизаны были, потому что в этом месте немцы шли через болото и партизаны их задерживали. Отец с братом не вернулись оттуда. Только помню, как отец уходил и узнал, что нас выселяют немцы. Он меня посадил на плечи, и все – больше я его не видала.

Другой брат всю войну прошел на передовой, вернулся контуженый. Ему квартиру в Москве дали и в Москве потом схоронили. А старший брат служил перед войной. Помню, приезжал офицером, с наганом. Мы в куклы с ним играли перед самой войной. Этот брат погиб в первых годах, на польской границе. А нас выгнали в Белоруссию.
Как немцы пришли — помню. У нас дом хороший был, и в нашем доме остановились офицеры. А мы тогда прятались в окопе. Отец окоп перед домом выкопал, мы там прятались, когда бомбили. Офицеры нас не держали, но мы то на печке лежали, то в окопе.

Но немцы не так страшны, самыми злыми были финны. И наемщики-латыши. Они как вошли, эти финны, и сразу гранатой на нас замахнулись, а мы на печке лежали. Хотели нас взорвать. А мамка закричала, заплакала, и они остановились.
Помню, как нас угоняли в лагерь. Всю деревню гнали, и все шли и плакали. Мы зашли на гору и увидели, как наша деревня горит. Там на горе сортировали, кого куда, и наша деревня старалась не разлучиться друг с другом. Нас было две сестры: я и старшая сестра Саша. В лагере знали, что мы сироты, и немцы не так издевались, но все равно чувствовалось, что война и что нас скоро отправят в Германию. Саша заболела ревматизмом сердца, не вставала, а они лечили. Лагерь был среди леса. Их всех выгоняли строиться на улицу. И нары у них были. Саша там лежала, сказала мне и подруге Наташе: «Залезайте ко мне». Мы залезли, она нас обняла, мы заплакали. И вот все вышли строиться, а мы лежим. Сашка говорит: «Меня расстреляют, а вас угонят в Германию». А немец махнул на нас рукой, чтобы мы оставались. И всю ночь их гоняли, подготавливали в Германию, а там сожгли в печи.

Я в лагере не работала – я ребенком была, семь лет. А сестра старшая работала. Через лес дома какие разбирали, возили, укладывали дорогу. Хлеба нам грамм по 200 давали. Мы в лагере были с 1943 года и до конца войны. Помню день Победы. Мы в Латвии были, на дорогу вышли. У дороги много цветов, едут грузовые машины с солдатами, все кричат «Ура!», а наши женщины плачут, рвут цветы, кидают под машины. И мы, дети, тоже.

Выживали после войны тяжело, как могли. Приехали – травы навалом, вот эту траву и ели. У нас в деревне колодец был, а в нём лягушки — мы и варили щи с этими лягушками. Еще помню, как коней стреляли, и конское мясо варили. Сестра ела, а я не ела. Они мне тогда хлеб свой отдавали.

Меня хотели забрать в детдом, но сестра меня не отдала, сказала – умрем вместе. Нам отец говорил всегда: не бросайте друг друга. В школу после войны пошла. Училась, и все хотела петь. Голос был, я славилась на всю округу, на свадьбы звали. Любила частушки, песни. Помню, мы пошли за 20 километров, мне взрослые наказали много частушек выучить.

Жизнь была тяжелая, но как-то выживали. А потом брат вернулся с войны. В Японии война продолжалась, он туда поехал на поезде. Вернулся, а наш дом сгорел от снаряда, когда немцев выбивали из деревни. Он пришел, сел, как в песне поется, хотел выпить за здравие, а выпил за упокой. Пошел к соседям, и там ему сказали, что мы на краю деревни.  Поздно вечером кто-то приходит, говорят мне, спроси, кто там стучится. А за дверью отвечают: «Пусти погреться». А мы боялись, потому что после войны, бывало, грабили, издевались, всякое было. Я говорю: «Не, я не открою». Там говорят: «Тогда я сам открою». Бабы пошли, вооружились, кто чем, стоят, потом открыли, смотрят, — ой, это ж Васька Денисов! Брат помог нам зажиться, потом уехал в Москву. Мы богатыми сделались, корова у нас была. Работали в колхозе. Помню, было 4 колхоза, детям по 10 лет, а все помогали работать, сено сушить. Потому что мужчины не вернулись.

Я всю жизнь отработала честно, всегда была в передовых, не люблю позади быть. Пряльщицей работала. Люблю чистоту, люблю порядок, люблю коллектив. На работе была нужна быстрота, веретено брать, бегуночек стальной, не каждый на такую работу пойдет. 33 года отработала. Вначале, когда я была еще ученицей, жила в общежитии. А потом и дармовые путевки мне давали в дома отдыха. В общем, весело было.

Кавалеров было навалом. Я шила себе сама. И на балы-карнавалы ходили. Был день текстильщика, день молодежи, у меня было модное платье. Закройщики мне говорили, что на вас легко шить платье. И я сама шила тоже, капроновое платье. А один приехал из Сталинграда, и за ним все общежитие бегало, а он за мной. И говорил мне: «Ну, Маша, вспомнишь меня не один раз, а сто раз». А мне гордость не позволяла сказать «Вернись», но я может и пожалела.

А Глеб, мой муж, был гармонистом, очень хорошо играл. Мы с ним на деревне познакомились. Мы идем с подружкой, а он-то подвозит нас на мотоцикле. А потом я с ним развелась, потому что он стал водку пить. У меня уже дочка была. И я вышла за другого, за хохла, он такой был симпатичный моряк. А цыганка мне нагадала: «Много в тебе счастья, а владеть им не можешь. Гордости много». Правильно. Не везде нужна гордость. Много бы я повернула назад, если бы можно было.

Сестра замуж вышла. Она тоже под Ярцево жила. Племянник у меня есть, Тихомиров Валера, мой племянник и крестник. Он учился в том училище, где Гагарин, на летчика. И внучка есть, учится в Смоленске, на водителя, на пятерки учится. Каждый день по телефону звонит.