Отец бригадиром работал, а мать просто рабочая. Нас было девять детей, один ребенок умер маленьким, осталось нас восемь. Родилась в деревне “Болото”, там два колхоза — “Октябрь” и “Большевик” — были, но я работала в другом. В деревне Пустыновка я 7 классов закончила.

Когда война началась, я пошла на окопы. Когда бомбили, мы зарывались землей, чтоб нас не обстреляли, и прятались так. Немец стрелял прямо с самолетов. Я, наверно, сильно замерзла, когда пряталась, и застудилась. Когда война закончилась, я еще долго лечилась — три месяца в Латвии. Там сначала грязевые ванны, потом хвойные, потом серные — так и вылечили. Меня направили туда в больницу. Мать повезла меня в больницу, потому что я уже не могла ворочаться, и меня направили на лечение. Грязи всякие были: корыто, и пленка такая непромокающая. Я ложусь — меня прям охватят этими пленками, мне приятно.

У меня четыре брата: два воевали, а два еще нет, потому что небольшие были. Один был 1929-ого года. Когда немец пришел, мы скотину в лес к леснику прятали, а за едой в дом ходили, поселочек Пустынка был возле леса. И вот мой брат пошел в дом за харчами, а его встретил немец.  А осень была, мой брат в валенках, и немец его валяет, говорит “Снимай!”, по голове бьет, а брат не давал, а немец снимет валенок — и по голове. Мать мою Устинья звали, вот соседка говорит: “Пойдем, Устинья, посмотрим, то ли твоего малого, то ли моего там немец убил”. Пришли, подняли его, а он живой был, отвезли в больницу тоже, а в больнице его отходили. Он там лежал шесть месяцев. Видно, сотрясение мозга было.

Другой брат с 1920-ого года был, служил в армии. В руку был раненный, без руки пришел. Не знаю, где он служил. А еще один, 1927-ого года, был машинистом на поезде. Отца тоже забрали на войну. Еще с 1931 года был братик, но мы его прятали, от немцев.

У нас прям в деревне были немцы, а у нас дом прям у леса. В лесу выстроили землянки, там тоже были они. Немцы страшные. У нас деревня была в 13 домочков, и ребята в лесу были с коровами (скотину отвели к леснику в лес, а то немец резал), а ребята по очереди за продуктами ходили. А потом немец сжег всю деревню. Когда они отходили, подожги. А мы в окна вылазили, кто-то погорел. С ними бороться не будешь — не одолеешь, они с оружием. У наших оружия не было. Мама говорила, вилки держали в руках, чтоб, если близко подойдут, защищаться. Но немцы понимали. Близко не подходили.

А на окопах, где я была, надо было траншеи копать. Длинные-длинные, их поперек дороги делали, в ширину 2 метра, чтобы когда немцы поедут по дороге, не было бы им разъезда. Они падали, погибали — горели машины у них. Мы, когда слышим, что идет машина, прятались.  А потом видели, что две машины навстречу ехали, разъехаться не смогли и угодили в наш окоп. Прям поперек дороги, по 4 метра от дороги.

Ой, а как самолет обстреливал! Кто идет, кто едет — обстреливал немец прям с самолета. Мы, как слышим, подроем в окопе стенку, ляжем туда, чтоб он не видал. И в окопах людей обстреливал. Нас много было. В окопах, в основном, женщины. А мама моя была дома с тремя детьми.

А еще у нас пасека была, мы свой мед делали. И вот узнал об этом немец, приходит в дом, говорит: “Дай мед!”, а я ему соли в глаза кинула. Он меня ищет “Где ты? Где ты?”, а найти не может. Мы в подвале прятали пчел. Щас, я его кормить буду!

После войны все друг другу помогали в нашем колхозике, кто жив остался. Три дома деревянных совсем сгорело, кирпичные дома остались. Отстроили деревню заново.

После войны сестры замуж повыходили. После Латвии я вернулась, пожила и вышла замуж за Николая в Тимрянь. Это тоже в Тульской области.

После войны комбайнов не было, мы на лошадях молотили. И вот к нам в деревню мастер приехал станок делать для лошадей, чтоб запрягать в них молотить. А моего брата к нему в помощники послали. А я приносила им пообедать. И вот с женой этого мужчины мы познакомились, поговорили, я ей понравилась, она меня и усватала в Тимрянь, муж у нее оттуда был. Как сватались? Пришли, поговорили и забрали туда. Три года прожила я с ним. Детей у нас не было, потому что не понял он, как со мной быть. В темноте не нашел, где там что. А потом муж познакомился с мужчиной, который на кузне работал. А потом мужчину этого сократили, и он в Москову поехал, мужа с собой позвал. Он поехал там сварщиком работать, а я дома осталась. Мать за мной приехала, обратно меня забрала в колхоз, где родилась я.

Папа говорит: “Какой тебе найдется парень, обязательно выходи за него, чтоб детки были. Живешь — не живешь с мужем, главное роди, чтоб тебе было с кем старость-то делить”. Ну, я и вышла. А второй муж у меня был пьянюшка из Болота. Он не первый раз женат-то был, я у него третья была. А с предыдущей-то женой он почему расстался? Он пил дома с друзьями, а она пришла домой и бранить его начала, мол сам пьянь, да и других в дом привел нажираться. А он ей и говорит: “Это не мои друзья. Я прихожу, а здесь они уже сидят — твои кобели”. Друзья обиделись да и выкинули его в окно со второго этажа.

От него я родила Сережу. И, вроде, все нормально было. Пока маленькому 1.5 года не исполнилось, я дома была, а потом работать только стала. Но как-то раз ночью малыш плачет, плачет, а успокоиться не может. У нас врач через три дома жил, я забеспокоилась, говорю: “Пойду за врачом”, а муж мне: “Ну да, пойдешь ночью врача будить! Вот об стенку головой — и всё”. Я тогда его завертываю, к врачу несу. Он нам помог, ничего страшного не было. Но с тех пор я боялась с мужем сына оставлять. И когда ходила ночью работать на сушилку, с собой его брала. Зерно сушила. Там надо мешать зерно ночью. Никто больше детей не брал, а мне разрешали, потому что как мне еще быть. И со вторым мужем я тоже разошлась через два с половиной года, потому что боялась, что он убьет ребенка. Один был сын, и сейчас он жив у меня. Как разошлась, опять пошла к родителям жить, с ребенком. Мы его и вырастили. У сына два сына теперь. И внуки уже женаты. Приезжают ко мне.

За всю жизнь поработать успела и на сушилке, и жала, и косила, и сеяла, и дояркой была. Скот у нас был. И овцы, и козы, и свиньи, телята.

А потом я однажды поехала продавать мед на базар в другую деревню. А там на том же базаре моя золовка по первому мужу торгует. Ну, она все продала, говорит, чтоб я на ее место становилась и шепчет мне: “Это вот твоего Коли жена новая!” — и показывает на какую-то женщину. Ну, я мед достала, думаю, надо пойти познакомиться, она с молоком стояла. Думаю, пойти ее медом угостить, а пока я все доставала, она уже и ушла. Ей, видно, тоже золовка шепнула, что это я, ее соперница, бывшая. Зря сбежала, зря испугалась. Я бы ее угостила.

Я сама решила, что хочу в интернат, чтоб своим не мешать. Тут нам тоже хорошо. Мы и поболтаем, и повеселимся, и поиграем. За нами тут, как за маленькими детьми, ухаживают. Я не люблю ругаться, поэтому с соседками подружились, ладим, помогаем друг другу. Да за что тут ругаться? Я люблю помогать. Когда в дружбе, жить хорошо.