Я — Деянова Марья Ильинична, родилась 23 ноября 1923 года. Мама моя, Валентина, умерла родами, когда мне 5 годов было. Она в 28-м году на молотилке в колхозе работала. Молотилка — это что: барабан крутится, а в середке человек стоит. Отец мой скотом погонял и снопы кидал. Четыре лошади было, они ходят — барабан всё крутится, только успевай! Я с одной женщиной у барабана стояли, еще четверо солому катают, от барабана отгребают. Мать уже на последних днях ходила, скоро рожать, а пошла помогать.

Да на молотилке упала неудачно на поясницу, а отец еще сноп бросил. Ну и роды начались. У нас чуланчик был отгорожен он дома, она взяла постель и пошла туда рожать. Бабушку-повитуху позвали, да что-то не так пошло, срочно повезли маму на телеге в больницу, там ее на срочную операцию. Я маленькая была, глупая еще, толком ничего и не поняла, что случилось, помню только много крови на телеге, да отец всё ревел.

Нас осталось трое детей: я, сестра моя Нюша, ей тогда три годочка было, и новорожденная девочка. Нас с Нюшей бабушка выхаживала. А девочка новорожденная без матери пожила две недели, да тоже померла. Тогда скарлатина была, она простыла. Я помню, бабушка начала ее самоваром поить. И она немного прожила, а на рассвете умерла. Бабушка пошила ей платьице, шапочку розовенькую, как куколке. И она к матери ушла.

Потом Нюша умерла — в пруду утопла. Дети раньше зимой на замерзший пруд ходили кататься. Отец, помню, на нее ругался, спрашивал: «Нюша, ну куда?», а она говорит: «К маме». И я побежала на пруд, да не заметила прорубку, снегом припорошенную, и бултых в воду. А детки на льду стоят, подойти боятся. Я хватаюсь за края-то, а они ломаются. Спас меня сосед наш, Федор Иваныч, старенький уже был, подбежал, дал мне руку и вытащил. Спас меня.

Вскоре отец женился, пошли еще дети. Наверное, человек восемь родила. Только трое живых было. А остальные все поумирали маленькими. Так и жила в деревне.

В 1939 году случился неурожай, голод. Мы торф копали, а потом из карьера подымали на бугор. А война началась, когда я только работать начала. Давали нам кирки, и мы ломали камень. Это в Дубецке было. Нам два мешка муки с колхоза дали, а потом еда кончилась. Есть-то нечего. Ну, мы оттуда и ушли с девчонками впятером. А нас патруль заметил. Арестовали. Сказали, что предателей убивают, да поругали и отпустили. Ну что делать-то, если голод.
Пошли мы лесом, а там волки голодные, чудом дошли. Через много деревень прошли, побирались. Картошечку в основном давали. А потом в деревню Никитская пришли. И опять пошли торф добывать. Кустарник, трясина и торф. Тех, кто торф добывал, называли «чернопузиками». Тяжело было. И так всю войну. После войны тоже голод был.

Потом я замуж вышла. Работать пошла заведующей яслей. Муж у меня работящий был, в колхозе работал, зарабатывал, мы себе телочку купили. У него сестра была. Она еще в девках мальчика родила. Она у нас корову отобрала и дом себе купила. А у меня как раз сынок родился, а мы без молока остались.

Муж мой 18 лет как умер. Прямо на моих руках. Ему тогда 70 годов было. Сынок наш в Москве жил, у него там квартира. У меня там два внука, один так и не женился, а у второго дочери, одна маленькая, годочка три. Сначала его жена умерла. Она учительница была. Года через три и он умер. От меня долго скрывали.
А тут я уже второй год. Ослепла я, ничего не вижу. Ну, меня сюда и определили.